Жизнь в нищете: один день в семье непальских шерпов

Пишет блогер Алексей Мараховец:

Есть такое понятие «черта бедности», которое разделяет два мира — достатка и нужды. Только вот миры по обе стороны этой черты поистине безграничны. С одной стороны есть четкая грань, а с другой — дно, в которое постоянно стучат снизу. Если вы никогда не бывали в африканских странах, то уровень жизни непальцев может вас сильно шокировать. Я провел половину дня в обычной непальской семье, и вот, как это было...

На узких улочках Катманду к белолицым постоянно пристают навязчивые гиды, попрошайки, продавцы гашиша, травы и всякой ненужности. А еще надоедливые велорикши, которые могут минутами ехать рядом с вами, уговаривая присесть в кибитку. И на них совершенно не действуют слова о том, что вы хотите прогуляться пешком и совершенно не устали. Действует только резкое и громкое "Leave me alone, please!" или полный игнор.

Я вышел ранним утром из отеля, чтобы поснимать просыпающийся город в первых лучах солнца. Несмотря на ранний час, в разных двориках уже вовсю шли какие-то локальные религиозные фестивали, в которых можно было принять участие.

Посидев то с одними, то с другими, я вышел, наконец, к площади Дурбар.

Там меня и нагнал очередной извозчик, который никак не хотел отставать. Когда я попросил «оставить меня одного», он понял, что ничего от меня не добьется, и переключился на стандартный непальский скрипт продолжения общения: «Вераюфром? Руссиа из вери стронг нау! Фёст тайм ин непаль? Вельком ту Непаль!» Я никуда не спешил и решил поболтать с ним. После обмена любезностями Сурья (так звали моего нового знакомого) достал потрепанный мобильный телефон и начал рассказывать о своей семье, показывая фотографии. Он рассказал, что его дом находится недалеко от Луклы, в горах. Там живут его 15-летний сын и еще какие-то дети, родственники. Сам он с женой и маленьким ребенком вынужден временно жить в Катманду, снимая комнату.

Сурья — шерпа по национальности и всю жизнь работал портером на гималайских треках. Пока его в очередной раз не свалила горная болезнь. На вид он был далеко не молод, и можно было понять, что ресурс его здоровья как носильщика грузов в высокогорье подошел к концу. Портеры не живут до старости, умирая в возрасте 40-50 лет. А переноска грузов — единственный способ заработка в тех краях. Не можешь работать — твоя большая семья голодает.

Сурья вынужден был приехать в большой город в поисках любой подходящей для него работы. Шерпы — сильные и выносливые люди, поэтому легко могут целыми днями катать по городу двух человек на своей велорикше. А, как правило, даже не на своей, а взятой в аренду.

Показывая фотографии, Сурья особенно выражал гордость за своего младшего сына Денниса Шерпа (шерпы часто добавляют такую приставку к имени, чтобы указать на принадлежность к этому маленькому, но гордому горному народу), с которым он приехал в Катманду. Он предложил отвезти меня к себе домой и показать сына. Конечно же, я согласился, предвкушая какое-нибудь традиционное чаепитие в гостях у непальской семьи. Я попросил заехать по пути в магазин, чтобы купить каких-нибудь сладостей малышу. И мы отправились в путь.

Но Сурья, видимо, не совсем понял мою просьбу про магазин и провез меня мимо торговых улиц. Поэтому приехал к нему домой я с пустыми руками, намереваясь поискать что-то уже на месте, в пешей доступности.

Семья Сурьи снимает комнату в трущобах самого центра Катманду, чтобы быстрее на велорикше добираться до туристических районов. Мы остановились у стены с очень низкой аркой, ведущей в тесный квадратный дворик. Мне пришлось сильно наклониться, чтобы не удариться головой о полусгнившие деревянные балки, поддерживающие кирпичную кладку.

Сурья живет в своего рода многоквартирном доме, если это полуразрушенное строение можно таковым назвать. Его комната находится на самом последнем этаже.

Сурья позвал жену, и она вышла с Деннисом на руках. Малыш явно не привык видеть чужих людей рядом со своим папой и от испуга расплакался. Сурья, оправдывая слезы своего сына, сказал, что он уже давно не ел и голоден. Наверное, вы наверняка сделаете вывод, что все это был тонкий развод, рассчитанный на жалостливого белого туриста. Я тоже об этом тогда так и подумал. Но мне почему-то захотелось накупить им кучу продуктов, которые они точно никогда бы себе не позволили, и посидеть с ними за одним столом, расспрашивая о жизни в Непале. Я велел Сурье везти меня на продуктовый рынок, где можно было бы найти свежего молока. На тот момент я еще не знал, что такого в Катманду не бывает.

Когда мы пошли опять к рикше, Деннис уцепился за ногу отца и залился слезами пуще прежнего. На лице жены Сурьи было заметно плохо скрываемое беспокойство и тревога. Она совершенно не понимала английский, поэтому вся ситуация выглядела немного напряженной. Тогда я предложил Сурье взять Денниса с собой. Так и поступили. Я сел в кибитку и взял мальчугана на колени.

Удивительно, но тот сразу успокоился и всю дорогу сидел, словно я был уже вовсе не чужой.

Через 15 минут катаний по лабиринтам улиц я понял, что Сурья опять меня не понял и привез к отелю, название которого я говорил ему ранее. Он сказал, что платить ничего не нужно. Пришлось ему на жестах объяснять, что нам нужно ехать сейчас в магазин за продуктами. Сурья в смущении остановился у продуктового маркета в Тамеле. Мы вместе зашли в магазин, и я спросил, где тут продают молоко. Сурья сказал, что тут можно купить только порошковое, но оно очень дорогое, и не стоит этого делать. Я понял, что жидкого молока мне в ближайшей округе не найти и взял банку powdered milk Nestle за 1000 рублей. По идее, им должно было хватить ее надолго. Еще я набрал зерновых хлопьев и разных шоколадок парню, чтобы обратно ему ехалось веселее. Нужно было еще попасть на рынок и купить нормальной свежей еды, а не «сникерсов» для туристов.

На рынке я взял фрукты, зелень, хлеб, хорошую выпечку к чаю (которую мог бы есть и я, не отравившись), а также пару кило говядины, предварительно уточнив у Сурьи, едят ли они ее. Шерпы — буддисты и с говядиной проблем нет, ведь без мяса в горах никак. Со всеми этими котомками мы приехали обратно. Когда жена Сурьи вышла нам навстречу и увидела пакеты с едой, на ее глазах заблестели слезы. Все, что она смогла выдавить из себя в тот момент, было «намастэ». Она низко склонила голову, сложив руки в жесте благодарности.

Сурья пригласил подняться к нему в комнату на четвертый этаж. «Ну, слава богу», — подумал я, предвкушая национальный колорит и традиции непальского чаепития. Но с каждым пролетом лестницы в меня потихоньку закрадывались сомнения о возможности задуманного.

Мечты разбились о гранитные скалы непальской действительности. Зайдя внурь помещения, я понял, что чая никакого не будет. Да и вряд ли я захочу его, даже если предложат. Комната представляла из себя хлев, на полу которого были набросаны пенки и пара матов. В углу — тумбочка с плиткой, баллон с газом и кулерный бутыль питьевой воды.

Я положил продукты у тумбочки, и Сурья предложил мне сесть на мат. Его жена расположилась напротив, пытаясь удержать любопытного Денниса, который постоянно лез за моей камерой. Мы заговорили.

Сурья сказал, что в Катманду он ненадолго и скоро собирается уезжать обратно в горы, к старшему сыну. Его дом представляет собой сарай из металлопрофиля, которые мы в большом количестве встречали по пути к началу гималайского трека.

Жена Сурьи очень больна — у нее какие-то проблемы с животом. Врач им не по карману, поэтому она вынуждена просто ждать того, что будет и надеяться на выздоровление. По словам Сурьи и по внешнему виду его жены, можно было понять, что дела серьезны.

В один из моментов Деннис отошел к дальнему углу комнаты, снял штаны и справил малую нужду на стену. Желтый ручеек по линолеуму потек к моим ногам. В воздухе повис резкий запах мочи. Шокированный, я посмотрел на Сурью и перевел взгляд на его жену, надеясь увидеть в их глазах хоть какую-то реакцию. Но, судя по всему, это было в порядке вещей. И тогда я понял, что в этом доме просто нет ни водопровода, ни канализации! Темный и мокрый от испражнений угол подсказывал мне, что это и был туалет для малыша. Куда ходят взрослые, для меня так и осталось загадкой.

После этого случая я решил, что хватит злоупотреблять гостеприимством и пора покидать это место. Все, что мог, я сделал для этой семьи. Сурья попросил меня оставить номер телефона, и мы обменялись контактами. Даже не знаю, зачем. Все равно я не смог бы понять его речь по телефону без языка жестов — английским он владел весьма слабо.

Все вместе мы спустились во двор. Сурья взял за руку Денниса и проводил меня на улицу. Он предложил отвезти меня до отеля, но я отказался. Мне было очень неудобно уже тогда, когда Сурья катал меня по городу в поисках магазина. Было видно, с каким трудом он крутит педали старой велорикши с 96-ти килограммовым пассажиром в кибитке. Деннис помахал на прощание, жена Сурьи поблагодарила за подарки без каких-либо заискиваний — с кроткой улыбкой и традиционным тихим «намастэ». Я пожал Сурье руку, пожелал ему удачи и удалился.

Сурья позвонил мне на следующий день, но трубку я не взял. Почему? Я догадывался о причине звонка. Семья Сурьи, как и миллионы других семей этой страны, живут в крайней нищете. При всем моем желании как-то помочь им, я все равно ничего не смог бы изменить существенно. Возможно, мне стоило бы дать денег на лечение его жены, но вряд ли они потратили бы их по назначению — у них есть и более насущные повседневные нужды.

Мне немного стыдно, что тогда я не захотел с ним говорить по телефону и оправдываю это тем, что вряд ли понял бы его. Наверное, нужно было тогда более подробно расспросить о его доме под Луклой, чтобы навестить семью и что-то сделать для нее — наш маршрут проходил где-то рядом.

Но все же я написал Сурье SMS и попросил его прислать в ответ все, что он хотел сказать. Но ответа так и не было. Это и понятно — если он даже разговаривает плохо, откуда ему уметь читать и писать по-английски?

Я сделал для них все, что смог. Хотя, наверное, мог бы сделать и больше...

Фотографии и текст — Источник